Миро - творчество
Анна Турчанинова
Разговор с Анастасией Леухиной
Украина, Святогорск, август 2019 года, фестиваль «Освiтнiй експеримент»
Текст подготовлен и опубликован в феврале 2021
Разговор с Анастасией Леухиной
Украина, Святогорск, август 2019 года, фестиваль «Освiтнiй експеримент»
Текст подготовлен и опубликован в феврале 2021
АНАСТАСИЯ ЛЕУХИНА о реформе полиции и детской реанимации, образовании, человеческом достоинстве и других драйверах социальных изменений, реализовать которые на самом деле способен один конкретный человек
Интервью берет Анна Турчанинова, расшифровка Алия Брей.
Образование – это люди
Я выросла с мамой, бабушкой и дедушкой. Мама инженер, дедушка – заведующий аспирантурой, бабушка работала в методкабинете, то есть у меня наследственный интерес к образованию. И я продукт альтернативного образования, потому что я училась во Львове, и в седьмом классе перешла в первый частный класс. Мы учились иначе, чем другие дети. У нас был совершенно сумасшедший классный руководитель - Эдик, Эзра Щибальский, он сейчас живет в Израиле, достаточно известен. Он ставил с нами спектакли, ходил в горы, мы занимались философией, психологией, читали Фрейда в седьмом классе, занимались пластикой, музыкой… А ведь это был еще Советский Союз! А недавно я осознала, что последние два класса была на хоумскулинге, потому что я очень часто болела, редко ходила в школу – сдавать контрольные, часто пропускала и много сама занималась.
После того, как я закончила украинскую школу, я поехала на год в школу в США, и, соответственно, и там училась совсем по другим канонам. Потом я вернулась в Украину и училась в Киево-Могилянской академии, а она считается и считалась тогда самым прогрессивным ВУЗом, потому что там не было коррупции, а вместо того, чтобы проводить формальные вступительные экзамены, они делали тестирование - три часа по двенадцати предметам. Я попала на политологию. В 1997 году попасть в университет без блата, без денег, было почти нереально, а здесь вся группа поступила без денег и блата. Они брали очень сильных детей, мы учились, шлифуясь друг о друга. Это была такая мотивация, что если ты придешь готовым – все остальные будут готовы. Там была здоровая академическая среда.
Потом я уехала на год в Канаду и училась там в университете. Поехала на парламентскую программу, стажировалась в парламенте. Я не знала, кем хочу быть. Я закончила украинский и канадский университеты по специальности «социология». Я в принципе любила общаться, людей. В Канаде меня задела тема конфликтов и медиации, я отучилась там еще и этому, а потом снова уехала учиться в Штаты, в магистрат по миротворчеству. Это была междисциплинарная программа в самом хорошем католическом университете в Америке - Нотр-Дам.
Все это были выигранные стипендии и гранты. Я перестала считать деньги, собранные на свое обучение, на ста тысячах долларов. Летние школы, я съездила в Монголию, в Южную Африку, в Хорватию... У меня получилась такое обучение - мозаика. В итоге я - магистр миротворчества.
Я очень хотела работать в США, и у меня были все документы на руках. Но случилось 11 сентября. Тогда очень сильно просел рынок, и мне надо было выбирать между административной должностью в Штатах и советнической должностью в Украине. Я выбрала вернуться и приехала сразу на должность советника на программу развития ООН. В 22 года. Это был 2002 год. Я занималась развитием правозащитных организаций, у нас был проект по усилению контроля и подотчетности. Параллельно работала в разных консалтинговых проектах и училась в аспирантуре, но так и не защитилась.
Потом я работала в USАID, занималась демократизацией Беларуси, технической помощью. Еще достаточно долго работала с Департаментом юстиции США. Это была сфера правоохранительного сотрудничества между странами, я занималась таможней, другими проектами, в 2010 году - реформой правоохранительных органов. Я тогда жила в Киеве. Мы переехали из Киева в Чернигов 9-10 лет назад, но я продолжала жить между городами.
До недавнего времени я была очень плотно вовлечена в реформу полиции. Я до сих пор являюсь членом экспертного совета по реформированию МВД, и собственно говоря, я непосредственно участвовала в создании новой патрульной полиции, в разработке тренинговых программ, алгоритмов вовлечения общественных организаций, процессы отбора, коммуникации и так далее. Я была главой аттестационной комиссии при переходе сотрудников милиции в полицию. Фактически аттестация проводилась таким образом, что в члены комиссии входили и сотрудники нацполиции и общественных организаций, и международных структур, чтобы обеспечить прозрачность. Состав всех комиссий был очень сбалансированный. Через мою комиссию прошли порядка двух тысяч человек, и мы могли анализировать результаты тестов по законодательству и по логике, а также судить о развитии их эмоционального интеллекта. Я ужаснулась, увидев такое количество продуктов нашего образования. Я поняла, что с таким образованием мы никуда не сможем сдвинуться.
Передо мной сидели здоровые мужики с дипломами любых мастей, с кандидатскими и докторскими, при этом они не могли сдать элементарный тест по логике, они очень плохо владели законодательством, то есть базовыми знаниями по их специальности, часто они очень плохо владели украинским языком, и они были эмоционально не готовы к разговору.
Я приписываю такие результаты образованию, но не только. Очень сильно влияет, в какой семье ты родился - с точки зрения привычек семьи, традиций и уровня культуры. Это не столько наследственность, сколько социальная штука. Очень многое зависит от пространства, в котором ты взаимодействуешь с другими людьми, от качеств людей, с которыми ты общаешься. Наследственность и гены, конечно, тоже играют роль, но думаю что процентов на 20, а все остальное - семейное и социальное. Образование зависит и от того, учатся ли твои родители, поддержат ли они тебя. Тебя отправят получить корочку, или реально учиться.
Для меня одним из самых важных факторов профессионального развития стал опыт Могилянки, в которой я варилась рядом с классными людьми, а потом меня стимулировали расти коллеги по работе. Образование в чистом виде, как получение знаний – это совсем не моя история, и я ее не чувствую.
Для меня образование - это люди. Люди и идеи. Потому что именно люди меня стимулировали идти дальше, узнавать больше, шлифовать свои позиции. Глубина и качество этих людей влияли на вектор моего движения.
Почему я такая, какая есть? Я хочу написать книгу, в ней будет множество историй о людях, которые помогали мне двигаться. Что-то про то, как маленькой девочке можно вырасти и тренироваться, чтобы отстаивать себя, свою позицию, бороться с коррупцией…
Интервью берет Анна Турчанинова, расшифровка Алия Брей.
Образование – это люди
Я выросла с мамой, бабушкой и дедушкой. Мама инженер, дедушка – заведующий аспирантурой, бабушка работала в методкабинете, то есть у меня наследственный интерес к образованию. И я продукт альтернативного образования, потому что я училась во Львове, и в седьмом классе перешла в первый частный класс. Мы учились иначе, чем другие дети. У нас был совершенно сумасшедший классный руководитель - Эдик, Эзра Щибальский, он сейчас живет в Израиле, достаточно известен. Он ставил с нами спектакли, ходил в горы, мы занимались философией, психологией, читали Фрейда в седьмом классе, занимались пластикой, музыкой… А ведь это был еще Советский Союз! А недавно я осознала, что последние два класса была на хоумскулинге, потому что я очень часто болела, редко ходила в школу – сдавать контрольные, часто пропускала и много сама занималась.
После того, как я закончила украинскую школу, я поехала на год в школу в США, и, соответственно, и там училась совсем по другим канонам. Потом я вернулась в Украину и училась в Киево-Могилянской академии, а она считается и считалась тогда самым прогрессивным ВУЗом, потому что там не было коррупции, а вместо того, чтобы проводить формальные вступительные экзамены, они делали тестирование - три часа по двенадцати предметам. Я попала на политологию. В 1997 году попасть в университет без блата, без денег, было почти нереально, а здесь вся группа поступила без денег и блата. Они брали очень сильных детей, мы учились, шлифуясь друг о друга. Это была такая мотивация, что если ты придешь готовым – все остальные будут готовы. Там была здоровая академическая среда.
Потом я уехала на год в Канаду и училась там в университете. Поехала на парламентскую программу, стажировалась в парламенте. Я не знала, кем хочу быть. Я закончила украинский и канадский университеты по специальности «социология». Я в принципе любила общаться, людей. В Канаде меня задела тема конфликтов и медиации, я отучилась там еще и этому, а потом снова уехала учиться в Штаты, в магистрат по миротворчеству. Это была междисциплинарная программа в самом хорошем католическом университете в Америке - Нотр-Дам.
Все это были выигранные стипендии и гранты. Я перестала считать деньги, собранные на свое обучение, на ста тысячах долларов. Летние школы, я съездила в Монголию, в Южную Африку, в Хорватию... У меня получилась такое обучение - мозаика. В итоге я - магистр миротворчества.
Я очень хотела работать в США, и у меня были все документы на руках. Но случилось 11 сентября. Тогда очень сильно просел рынок, и мне надо было выбирать между административной должностью в Штатах и советнической должностью в Украине. Я выбрала вернуться и приехала сразу на должность советника на программу развития ООН. В 22 года. Это был 2002 год. Я занималась развитием правозащитных организаций, у нас был проект по усилению контроля и подотчетности. Параллельно работала в разных консалтинговых проектах и училась в аспирантуре, но так и не защитилась.
Потом я работала в USАID, занималась демократизацией Беларуси, технической помощью. Еще достаточно долго работала с Департаментом юстиции США. Это была сфера правоохранительного сотрудничества между странами, я занималась таможней, другими проектами, в 2010 году - реформой правоохранительных органов. Я тогда жила в Киеве. Мы переехали из Киева в Чернигов 9-10 лет назад, но я продолжала жить между городами.
До недавнего времени я была очень плотно вовлечена в реформу полиции. Я до сих пор являюсь членом экспертного совета по реформированию МВД, и собственно говоря, я непосредственно участвовала в создании новой патрульной полиции, в разработке тренинговых программ, алгоритмов вовлечения общественных организаций, процессы отбора, коммуникации и так далее. Я была главой аттестационной комиссии при переходе сотрудников милиции в полицию. Фактически аттестация проводилась таким образом, что в члены комиссии входили и сотрудники нацполиции и общественных организаций, и международных структур, чтобы обеспечить прозрачность. Состав всех комиссий был очень сбалансированный. Через мою комиссию прошли порядка двух тысяч человек, и мы могли анализировать результаты тестов по законодательству и по логике, а также судить о развитии их эмоционального интеллекта. Я ужаснулась, увидев такое количество продуктов нашего образования. Я поняла, что с таким образованием мы никуда не сможем сдвинуться.
Передо мной сидели здоровые мужики с дипломами любых мастей, с кандидатскими и докторскими, при этом они не могли сдать элементарный тест по логике, они очень плохо владели законодательством, то есть базовыми знаниями по их специальности, часто они очень плохо владели украинским языком, и они были эмоционально не готовы к разговору.
Я приписываю такие результаты образованию, но не только. Очень сильно влияет, в какой семье ты родился - с точки зрения привычек семьи, традиций и уровня культуры. Это не столько наследственность, сколько социальная штука. Очень многое зависит от пространства, в котором ты взаимодействуешь с другими людьми, от качеств людей, с которыми ты общаешься. Наследственность и гены, конечно, тоже играют роль, но думаю что процентов на 20, а все остальное - семейное и социальное. Образование зависит и от того, учатся ли твои родители, поддержат ли они тебя. Тебя отправят получить корочку, или реально учиться.
Для меня одним из самых важных факторов профессионального развития стал опыт Могилянки, в которой я варилась рядом с классными людьми, а потом меня стимулировали расти коллеги по работе. Образование в чистом виде, как получение знаний – это совсем не моя история, и я ее не чувствую.
Для меня образование - это люди. Люди и идеи. Потому что именно люди меня стимулировали идти дальше, узнавать больше, шлифовать свои позиции. Глубина и качество этих людей влияли на вектор моего движения.
Почему я такая, какая есть? Я хочу написать книгу, в ней будет множество историй о людях, которые помогали мне двигаться. Что-то про то, как маленькой девочке можно вырасти и тренироваться, чтобы отстаивать себя, свою позицию, бороться с коррупцией…
«Пустите в реанимацию»
Когда я увидела, как можно творить реформу в полиции, я подумала… Да, у меня есть история про мою боль, когда мой первый ребенок умер в закрытой реанимации. И когда я увидела, что о важных проблемах можно писать, можно полностью сделать новый департамент, можно уволить часть полиции… Я поняла, что сделать можно все, что угодно, если есть желание. И если все, что угодно, можно сделать в реформе полиции, то с закрытыми реанимациями наверняка тоже можно справиться.
На меня, наверное, сильное влияние оказала работа с Беларусью. Я смотрела на контрасте: какие у людей там есть ограничения на какую-либо инициативу, а у нас так много возможностей что-то делать, и мы ими вообще не пользуемся! Мне самой профессионально было интересно пользоваться разными возможностями, для того чтобы понимать, где границы и есть ли они.
Я не вхожу ни в какую партию. Я до сих пор считаю, что один человек может очень многое изменить, и собственно говоря, кампанией «Пустите в реанимацию» мы добились приказа Минздрава об открытии и круглосуточном доступе людей в реанимацию. Вообще, всех посетителей. Это распространяется на все больницы. 880 отделений интенсивной терапии. Недавно мы провели исследование про практику применения этого приказа, там есть много проблем. И мы сделали пилотный проект по обучению медиков коммуникации.
Мы – это я и несколько коллег - общественная организация «Горизонтали». Она основана два года назад. Я вела «Освiтнiй експеримент», параллельно «Пустите в реанимацию», и это были очень горизонтальные истории.
Что такое для меня «горизонтальная история»? Разные люди делают разные задачи, а моя задача – сводить все это. Мы долго исследовали бирюзовые организации и поняли, что мы - не бирюзовая организация. Мы к этому не готовы. Да, я часто беру организационное лидерство, и людям часто, чтобы войти, надо дать очень четкие задачи. А потом все закручивается по-другому.
Кейс «Пустите в реанимацию» для меня был горизонтальной историей, потому что я координировала всю кампанию во времени и в людях, но часто могла не знать, что конкретно где происходит.
История была такая, что я в какой-то момент подумала: "а что я сделала для того чтобы это поменять?"
Прошло 12 лет, но я никогда об этом не говорила публично. Малому было два дня, когда он умер, а нас просто не пускали. Я начала с замминистра, просто тэгнула его в фейсбуке, у нас как раз было новое правительство. Я говорю, слушайте, у вас много проблем в здравоохранении, но вот это можно поменять без денег и быстро, и это будет влиять на жизнь многих людей. К моему удивлению, он отреагировал, мы пошли с ним на кофе, и он мне сказал: «Я попробую вам помочь».
В принципе до меня было несколько разных людей, которые пытались прорабатывать эту тему. Я просто собрала в каком-то смысле этих людей в одном пространстве и времени. Я не говорила им, что делать. Я сознательно делилась медиа контактами, я очень сознательно пыталась не центрировать эту тему на себе, потому что я понимала, что если она будет обо мне, то скорее всего, у нее будет меньше масштаба.
У нас было несколько мам, которые пострадали, несколько общественных организаций, которых это заботило. По сути, моя задача состояла в том, чтобы создавать политическое давление. Я пошла в администрацию президента, к депутатам, написала всем. Но я все время очень прозрачно коммуницировала, открыто говорила, что я делаю. Это заставляло других людей делиться информацией, и за счет этого мы стали более скоординированными. Не было такого, чтобы кто-то кому-то говорил, что делать. И за счет этого мы смогли достичь колоссального масштаба. Это реально была очень большая победа. Нас даже признали лучшей командой коммуникационной в nonprofit секторе в Европе.
У нас не было ни копейки денег. Мы получили результат и мировое признание с нулевым бюджетом , за счет скоординированных действий разных людей в концентрированное время.
Все эти структуры и люди нецентрализованно давили со стороны и снизу (в медиа и через обращения в министерства), и это давало понять, что вопрос не так маргинален, как им кажется. За счет того, что медиа пространство было подогрето, мне было очень просто давить сверху политически. Для меня это была история про использование всех навыков миротворчества. Я полностью использовала все, что умею. Этого мне ни одна работа не дала.
Во многом это и про границы, и про свое собственное достоинство. Тот опыт, который был со мной и моим ребенком в реанимации… У меня было четкое и жесткое ощущение… когда мне не давали доступа к ребенку, когда мне запрещали получить документы, это была куча всего, в том числе бюрократии... у меня было такое чувство, что у меня реально отобрали часть достоинства. И то, что происходило в больнице с моим телом - это было очень глубокое оскорбление, врачебное в том числе. И я поняла, что мне важно восстановить это достоинство. И наверное, многие из вещей, которые я делаю, я делаю для себя, для того чтобы восстановить это внутреннее достоинство. Я не просто тряпка, которую можно положить и сделать со мной все что угодно, а я человек, который в состоянии отстоять позицию, поменять что-то… Мне кажется, в этом есть какой-то драйвер.
Мама мне всегда говорила, что я должна быть лучше в десять раз, потому что я женщина. Я не то чтобы феминистка, но я провожу гендерный анализ всех мероприятий; для меня важно, чтобы среди спикеров соблюдался гендерный баланс, насколько это возможно, или, по крайней мере, чтобы мы об этом говорили и думали.
Я чувствую внутренний порыв, и я иду за тем, на что у меня есть энергия. У меня был ключевой момент, когда я занималась велоактивизмом, реформой полиции, «Пустите в реанимацию», «Освiтнiм експериментом»… А это ведь совершенно разные области - медицина, полиция, инфраструктура и образование… Я подумала, все ли у меня нормально с головой? Еще я преподаю все это время. Но один человек не может заниматься таким количеством вещей нормально! Надо сузиться, надо сфокусироваться на чем-то одном. У меня даже была сессия с психотерапевтом по этому поводу. Но в итоге я пришла к выводу, что если мне не все равно, значит, в этом заложена энергия что-то поменять. Если мне не все равно, я буду делать то, что мне не все равно. В этом есть какие-то нити напряжения, от которых меня типает, ну то есть цепляет. Боли и раздражении заложен ресурс на то, чтоб их трансформировать.
Миротворчество для меня - это про выстраивание социальных связей и восстановление разорванных нитей там, где канва порвана.
Когда я увидела, как можно творить реформу в полиции, я подумала… Да, у меня есть история про мою боль, когда мой первый ребенок умер в закрытой реанимации. И когда я увидела, что о важных проблемах можно писать, можно полностью сделать новый департамент, можно уволить часть полиции… Я поняла, что сделать можно все, что угодно, если есть желание. И если все, что угодно, можно сделать в реформе полиции, то с закрытыми реанимациями наверняка тоже можно справиться.
На меня, наверное, сильное влияние оказала работа с Беларусью. Я смотрела на контрасте: какие у людей там есть ограничения на какую-либо инициативу, а у нас так много возможностей что-то делать, и мы ими вообще не пользуемся! Мне самой профессионально было интересно пользоваться разными возможностями, для того чтобы понимать, где границы и есть ли они.
Я не вхожу ни в какую партию. Я до сих пор считаю, что один человек может очень многое изменить, и собственно говоря, кампанией «Пустите в реанимацию» мы добились приказа Минздрава об открытии и круглосуточном доступе людей в реанимацию. Вообще, всех посетителей. Это распространяется на все больницы. 880 отделений интенсивной терапии. Недавно мы провели исследование про практику применения этого приказа, там есть много проблем. И мы сделали пилотный проект по обучению медиков коммуникации.
Мы – это я и несколько коллег - общественная организация «Горизонтали». Она основана два года назад. Я вела «Освiтнiй експеримент», параллельно «Пустите в реанимацию», и это были очень горизонтальные истории.
Что такое для меня «горизонтальная история»? Разные люди делают разные задачи, а моя задача – сводить все это. Мы долго исследовали бирюзовые организации и поняли, что мы - не бирюзовая организация. Мы к этому не готовы. Да, я часто беру организационное лидерство, и людям часто, чтобы войти, надо дать очень четкие задачи. А потом все закручивается по-другому.
Кейс «Пустите в реанимацию» для меня был горизонтальной историей, потому что я координировала всю кампанию во времени и в людях, но часто могла не знать, что конкретно где происходит.
История была такая, что я в какой-то момент подумала: "а что я сделала для того чтобы это поменять?"
Прошло 12 лет, но я никогда об этом не говорила публично. Малому было два дня, когда он умер, а нас просто не пускали. Я начала с замминистра, просто тэгнула его в фейсбуке, у нас как раз было новое правительство. Я говорю, слушайте, у вас много проблем в здравоохранении, но вот это можно поменять без денег и быстро, и это будет влиять на жизнь многих людей. К моему удивлению, он отреагировал, мы пошли с ним на кофе, и он мне сказал: «Я попробую вам помочь».
В принципе до меня было несколько разных людей, которые пытались прорабатывать эту тему. Я просто собрала в каком-то смысле этих людей в одном пространстве и времени. Я не говорила им, что делать. Я сознательно делилась медиа контактами, я очень сознательно пыталась не центрировать эту тему на себе, потому что я понимала, что если она будет обо мне, то скорее всего, у нее будет меньше масштаба.
У нас было несколько мам, которые пострадали, несколько общественных организаций, которых это заботило. По сути, моя задача состояла в том, чтобы создавать политическое давление. Я пошла в администрацию президента, к депутатам, написала всем. Но я все время очень прозрачно коммуницировала, открыто говорила, что я делаю. Это заставляло других людей делиться информацией, и за счет этого мы стали более скоординированными. Не было такого, чтобы кто-то кому-то говорил, что делать. И за счет этого мы смогли достичь колоссального масштаба. Это реально была очень большая победа. Нас даже признали лучшей командой коммуникационной в nonprofit секторе в Европе.
У нас не было ни копейки денег. Мы получили результат и мировое признание с нулевым бюджетом , за счет скоординированных действий разных людей в концентрированное время.
Все эти структуры и люди нецентрализованно давили со стороны и снизу (в медиа и через обращения в министерства), и это давало понять, что вопрос не так маргинален, как им кажется. За счет того, что медиа пространство было подогрето, мне было очень просто давить сверху политически. Для меня это была история про использование всех навыков миротворчества. Я полностью использовала все, что умею. Этого мне ни одна работа не дала.
Во многом это и про границы, и про свое собственное достоинство. Тот опыт, который был со мной и моим ребенком в реанимации… У меня было четкое и жесткое ощущение… когда мне не давали доступа к ребенку, когда мне запрещали получить документы, это была куча всего, в том числе бюрократии... у меня было такое чувство, что у меня реально отобрали часть достоинства. И то, что происходило в больнице с моим телом - это было очень глубокое оскорбление, врачебное в том числе. И я поняла, что мне важно восстановить это достоинство. И наверное, многие из вещей, которые я делаю, я делаю для себя, для того чтобы восстановить это внутреннее достоинство. Я не просто тряпка, которую можно положить и сделать со мной все что угодно, а я человек, который в состоянии отстоять позицию, поменять что-то… Мне кажется, в этом есть какой-то драйвер.
Мама мне всегда говорила, что я должна быть лучше в десять раз, потому что я женщина. Я не то чтобы феминистка, но я провожу гендерный анализ всех мероприятий; для меня важно, чтобы среди спикеров соблюдался гендерный баланс, насколько это возможно, или, по крайней мере, чтобы мы об этом говорили и думали.
Я чувствую внутренний порыв, и я иду за тем, на что у меня есть энергия. У меня был ключевой момент, когда я занималась велоактивизмом, реформой полиции, «Пустите в реанимацию», «Освiтнiм експериментом»… А это ведь совершенно разные области - медицина, полиция, инфраструктура и образование… Я подумала, все ли у меня нормально с головой? Еще я преподаю все это время. Но один человек не может заниматься таким количеством вещей нормально! Надо сузиться, надо сфокусироваться на чем-то одном. У меня даже была сессия с психотерапевтом по этому поводу. Но в итоге я пришла к выводу, что если мне не все равно, значит, в этом заложена энергия что-то поменять. Если мне не все равно, я буду делать то, что мне не все равно. В этом есть какие-то нити напряжения, от которых меня типает, ну то есть цепляет. Боли и раздражении заложен ресурс на то, чтоб их трансформировать.
Миротворчество для меня - это про выстраивание социальных связей и восстановление разорванных нитей там, где канва порвана.
«Освiтнiй експеримент»
Как выросла моя тема образования, «Освiтнiй експеримент» и все что вокруг него. Во-первых, как я уже говорила, я поняла, что у нас есть глобальные проблемы с образованием, по результатам аттестации полиции. Они росли в плохой среде, их плохо учили, у них не было культуры развития, преподавание велось на очень низком уровне, или они покупали это все вместо зачетов… Не знаю, это же комплексные вещи. Почему люди не могут на украинском разговаривать? При том, что он официальный, при том, что он и в школе преподается, и в университете… Вторая история - про моего сына Клима. Мой багаж и моя образовательная мозаика дали мне понимание, что мне не обязательно глотать то, что мне дают, в виде Климиного школьного образования. Ну и в-третьих, я всегда сама преподавала, я 15 лет на рынке бизнес-образования, преподавала в лучших украинских бизнес-школах. Я преподаю коммуникации, конфликты, переговоры.
В какой-то момент я поняла, что погрязаю в разговорах о том, как плоха школа. И при этом сама я не в состоянии сформулировать, чего я от нее хочу. Другие люди тоже готовы критиковать, но не готовы сказать, что им нужно.
А когда у нас нет четко сформулированного запроса, мы никогда не сможем стать счастливыми. Потому что когда ты не знаешь, чего хочешь, тебя сложно удовлетворить. И тебе сложно искать подходящий вариант потому, что ты не знаешь, чего хочешь. И тогда я решила создать «Освiтнiй експеримент».
Мы сделали первый фестиваль на Обырке. Вы будете потрясены историей этого места. Это арт-хутор в Черниговской области, возле Батурина, который сделали ребята, путешествовавшие по всему миру. Они с табуретами ездили до океана, без денег, сумасшедшие люди. Они пытались создать какой-то свой мир. Мне очень понравилось то, что они делают, как они пытаются системно выстраивать развитие территории, наладить контроль над местным бюджетом, создать заповедную зону. Многое не удавалось, но это место многих вдохновляло. Хозяйка хутора, Диана Карпенко, была моим первым партнером в организации. Ее муж Леонид Кантор был очень известен, он снял несколько фильмов о войне.
Я подумала: «Что я могу сделать для этого хутора, для людей вокруг? Мне так нравится, какие они идеи пропагандируют! Я хочу сюда привезти людей и поговорить с ними об образовании». Я думала, что это будет семейный уикенд человек на двадцать. Мы принципиально не брали особо денег за это, плата была чисто символической. Но к нам приехало сто человек, и мы поняли, что есть очень большой запрос, это был большой успех. Мы сделали этот кэмп именно с детьми и родителями, потому что дети, которые бывают у нас на кэмпах - они чувствуют атмосферу доверия, качество контакта, эту свободу. И потом у них возникает запрос на то, что они у нас попробовали. Мне кажется, что мы таким образом долгосрочно влияем на то, что с ними происходит.
Первый год мы это делали вдвоем, потом по чуть-чуть команда росла. На следующий год к нам приехало двести человек, потом триста, в прошлом году было четыреста пятьдесят.
У нас есть ключевые ценности, которые мы продвигаем. Это разнообразие выбора и субъектность.
Мы продвигаем историю про то, что мы хотим иметь выбор, чтобы люди имели выбор, чтобы он существовал для детей, и чтобы люди очень осознанно подходили к выбору образовательного пути своих детей и для себя.
А субъектность – это про то, что дети - это не просто сосуды для наполнения, а родители - это не просто карманы для опустошения. Со всеми нами надо вести диалог, и ключевая идея кэмпа в том, что каждый приносит что-то свое, образование - это про сотворчество.
Хорошее образование должно делаться в сотворчестве с родителями, то есть оно не может быть отдано на полный аутсорс.
Я очень многое провожу через себя. Думаю, каждому из нас очень важно осознанно понимать, зачем нам образование, куда мы хотим с ним двигаться, что мы предлагаем своему ребенку, почему именно это. То есть быть более осознанным, а не просто идти по проторенным путям. Для разных детей будут подходить, скорее всего, разные люди и разные модели образования.
В какой-то момент, когда Клим и я стали хоумскулерами, мы стали писать и говорить об этом, и в процессе решили узнать, что думает про это общество, насколько люди знают об этом? Я договорилась включить три вопроса про хоумскулинг в общенациональный опрос. Для того, чтобы мы работали хотя бы с какими-то данными и понимали, куда вообще мы двигаемся. Мы задали людям три вопроса: знаете ли вы о такой возможности, как вы к этому относитесь, и знаете ли вы кого-то, кто учится дома?
Мы поняли, что по первому вопросу очень низкий уровень осведомленности; по второму вопросу очень высокий уровень неодобрения, то есть люди не знают и не одобряют; и по третьему вопросу статистически мы пришли к выводу, что у нас порядка одного процента детей на хоумскулинге, но официальных данных нет. Я поняла, что чтобы больше людей имели доступ к этому выбору, нам надо заниматься информационным просвещением.
Сейчас я скажу, я очень счастлива тому, что за это время получилось сделать в области образования. В принципе я могу остановиться со всей этой работой. Клим знает, куда он идет. Он явно на хорошем пути. «Освiтнiй експеримент» приводит кучу народу, с которыми он может заниматься. Это тоже для меня простой способ находить людей и преподавателей. Дорогой, но отличный способ. При этом через кэмп у него классные дети в друзьях.
Мне кажется, что наша жизнь поменяется, когда люди будут делать по-другому какие-то вещи. Мне очень хочется создавать островки собственной стабильности, а потом увеличивать это за счет горизонтального вовлечения и того, что есть какие-то изменения.
Например, в 2014-м году, когда у нас реально летали военные вертолеты возле окон дома в Чернигове, это 70 км до границы, мы ожидали, что будет вторжение. У меня разрывало мозг. Моего троюродного брата убили в Зеленополье, он погиб, и мы долго не могли найти тело… У Клима день рождения 20 августа, а у меня выбор был между тем, готовить тревожный чемоданчик на выезд или готовиться ко дню рождения ребенка. И я в тот момент поняла, что если сдаться, то надо просто лечь в гробик и ждать, когда тебя захватят. Или я могу продолжать взбивать эти сливки. И вот я вижу от этого взбивания в разных областях на самом деле колоссальный результат. Это про жажду жизни, мне кажется. И про то, чтобы окружать себя людьми, с которыми тебе хочется жить, пока у тебя есть эта жизнь.
Для меня образование – это один из путей к безопасности. Не только потому, что я видела на реформе полиции, что у нас есть большие проблемы с безопасностью из-за уровня работы правоохранительных органов, а качество их работы напрямую зависит от уровня их образованности. У граждан в целом больше безопасности, если они знают законы, свои права, могут их отстаивать; если ты обучен не просто кивать головой и разворачиваться, а входить в диалог, решать какие-то вопросы.
Вместо того, чтобы просто сидеть и ворчать и всем рассказывать, как все плохо, у меня есть такой внутренний принцип - пока не попробовал поменять, нечего это ругать. Потому что мы все хороши в критике кого-то другого, но мы почти никогда не пробуем что-то с этим сделать. Вот когда ты прошел какой-то путь, но у тебя не получилось это поменять - тогда ты можешь критиковать.
Мне кажется, что на меня очень повлияла процессуальная работа, я уже семь лет обучаюсь по процессуальной психологии. Там говорится, что ты можешь влиять на то, что происходит, на разных уровнях. Процессуальная работа и теория поля говорят о том, что разные роли проявляются, например, на государственном уровне, а могут на семейном или на внутреннем. И если ты поможешь отпроцессировать (отработать) какие-то роли на своем микроуровне, ты можешь помочь государственным процессам. Это наверное странно звучит, но каждый раз, когда вижу и вхожу в диалоги об изменениях, я понимаю, что помогаю процессировать поле. Поэтому это не трата времени, это - инвестиция.
Если мы найдем решение в одном месте, в другом месте оно тоже найдется.
Как выросла моя тема образования, «Освiтнiй експеримент» и все что вокруг него. Во-первых, как я уже говорила, я поняла, что у нас есть глобальные проблемы с образованием, по результатам аттестации полиции. Они росли в плохой среде, их плохо учили, у них не было культуры развития, преподавание велось на очень низком уровне, или они покупали это все вместо зачетов… Не знаю, это же комплексные вещи. Почему люди не могут на украинском разговаривать? При том, что он официальный, при том, что он и в школе преподается, и в университете… Вторая история - про моего сына Клима. Мой багаж и моя образовательная мозаика дали мне понимание, что мне не обязательно глотать то, что мне дают, в виде Климиного школьного образования. Ну и в-третьих, я всегда сама преподавала, я 15 лет на рынке бизнес-образования, преподавала в лучших украинских бизнес-школах. Я преподаю коммуникации, конфликты, переговоры.
В какой-то момент я поняла, что погрязаю в разговорах о том, как плоха школа. И при этом сама я не в состоянии сформулировать, чего я от нее хочу. Другие люди тоже готовы критиковать, но не готовы сказать, что им нужно.
А когда у нас нет четко сформулированного запроса, мы никогда не сможем стать счастливыми. Потому что когда ты не знаешь, чего хочешь, тебя сложно удовлетворить. И тебе сложно искать подходящий вариант потому, что ты не знаешь, чего хочешь. И тогда я решила создать «Освiтнiй експеримент».
Мы сделали первый фестиваль на Обырке. Вы будете потрясены историей этого места. Это арт-хутор в Черниговской области, возле Батурина, который сделали ребята, путешествовавшие по всему миру. Они с табуретами ездили до океана, без денег, сумасшедшие люди. Они пытались создать какой-то свой мир. Мне очень понравилось то, что они делают, как они пытаются системно выстраивать развитие территории, наладить контроль над местным бюджетом, создать заповедную зону. Многое не удавалось, но это место многих вдохновляло. Хозяйка хутора, Диана Карпенко, была моим первым партнером в организации. Ее муж Леонид Кантор был очень известен, он снял несколько фильмов о войне.
Я подумала: «Что я могу сделать для этого хутора, для людей вокруг? Мне так нравится, какие они идеи пропагандируют! Я хочу сюда привезти людей и поговорить с ними об образовании». Я думала, что это будет семейный уикенд человек на двадцать. Мы принципиально не брали особо денег за это, плата была чисто символической. Но к нам приехало сто человек, и мы поняли, что есть очень большой запрос, это был большой успех. Мы сделали этот кэмп именно с детьми и родителями, потому что дети, которые бывают у нас на кэмпах - они чувствуют атмосферу доверия, качество контакта, эту свободу. И потом у них возникает запрос на то, что они у нас попробовали. Мне кажется, что мы таким образом долгосрочно влияем на то, что с ними происходит.
Первый год мы это делали вдвоем, потом по чуть-чуть команда росла. На следующий год к нам приехало двести человек, потом триста, в прошлом году было четыреста пятьдесят.
У нас есть ключевые ценности, которые мы продвигаем. Это разнообразие выбора и субъектность.
Мы продвигаем историю про то, что мы хотим иметь выбор, чтобы люди имели выбор, чтобы он существовал для детей, и чтобы люди очень осознанно подходили к выбору образовательного пути своих детей и для себя.
А субъектность – это про то, что дети - это не просто сосуды для наполнения, а родители - это не просто карманы для опустошения. Со всеми нами надо вести диалог, и ключевая идея кэмпа в том, что каждый приносит что-то свое, образование - это про сотворчество.
Хорошее образование должно делаться в сотворчестве с родителями, то есть оно не может быть отдано на полный аутсорс.
Я очень многое провожу через себя. Думаю, каждому из нас очень важно осознанно понимать, зачем нам образование, куда мы хотим с ним двигаться, что мы предлагаем своему ребенку, почему именно это. То есть быть более осознанным, а не просто идти по проторенным путям. Для разных детей будут подходить, скорее всего, разные люди и разные модели образования.
В какой-то момент, когда Клим и я стали хоумскулерами, мы стали писать и говорить об этом, и в процессе решили узнать, что думает про это общество, насколько люди знают об этом? Я договорилась включить три вопроса про хоумскулинг в общенациональный опрос. Для того, чтобы мы работали хотя бы с какими-то данными и понимали, куда вообще мы двигаемся. Мы задали людям три вопроса: знаете ли вы о такой возможности, как вы к этому относитесь, и знаете ли вы кого-то, кто учится дома?
Мы поняли, что по первому вопросу очень низкий уровень осведомленности; по второму вопросу очень высокий уровень неодобрения, то есть люди не знают и не одобряют; и по третьему вопросу статистически мы пришли к выводу, что у нас порядка одного процента детей на хоумскулинге, но официальных данных нет. Я поняла, что чтобы больше людей имели доступ к этому выбору, нам надо заниматься информационным просвещением.
Сейчас я скажу, я очень счастлива тому, что за это время получилось сделать в области образования. В принципе я могу остановиться со всей этой работой. Клим знает, куда он идет. Он явно на хорошем пути. «Освiтнiй експеримент» приводит кучу народу, с которыми он может заниматься. Это тоже для меня простой способ находить людей и преподавателей. Дорогой, но отличный способ. При этом через кэмп у него классные дети в друзьях.
Мне кажется, что наша жизнь поменяется, когда люди будут делать по-другому какие-то вещи. Мне очень хочется создавать островки собственной стабильности, а потом увеличивать это за счет горизонтального вовлечения и того, что есть какие-то изменения.
Например, в 2014-м году, когда у нас реально летали военные вертолеты возле окон дома в Чернигове, это 70 км до границы, мы ожидали, что будет вторжение. У меня разрывало мозг. Моего троюродного брата убили в Зеленополье, он погиб, и мы долго не могли найти тело… У Клима день рождения 20 августа, а у меня выбор был между тем, готовить тревожный чемоданчик на выезд или готовиться ко дню рождения ребенка. И я в тот момент поняла, что если сдаться, то надо просто лечь в гробик и ждать, когда тебя захватят. Или я могу продолжать взбивать эти сливки. И вот я вижу от этого взбивания в разных областях на самом деле колоссальный результат. Это про жажду жизни, мне кажется. И про то, чтобы окружать себя людьми, с которыми тебе хочется жить, пока у тебя есть эта жизнь.
Для меня образование – это один из путей к безопасности. Не только потому, что я видела на реформе полиции, что у нас есть большие проблемы с безопасностью из-за уровня работы правоохранительных органов, а качество их работы напрямую зависит от уровня их образованности. У граждан в целом больше безопасности, если они знают законы, свои права, могут их отстаивать; если ты обучен не просто кивать головой и разворачиваться, а входить в диалог, решать какие-то вопросы.
Вместо того, чтобы просто сидеть и ворчать и всем рассказывать, как все плохо, у меня есть такой внутренний принцип - пока не попробовал поменять, нечего это ругать. Потому что мы все хороши в критике кого-то другого, но мы почти никогда не пробуем что-то с этим сделать. Вот когда ты прошел какой-то путь, но у тебя не получилось это поменять - тогда ты можешь критиковать.
Мне кажется, что на меня очень повлияла процессуальная работа, я уже семь лет обучаюсь по процессуальной психологии. Там говорится, что ты можешь влиять на то, что происходит, на разных уровнях. Процессуальная работа и теория поля говорят о том, что разные роли проявляются, например, на государственном уровне, а могут на семейном или на внутреннем. И если ты поможешь отпроцессировать (отработать) какие-то роли на своем микроуровне, ты можешь помочь государственным процессам. Это наверное странно звучит, но каждый раз, когда вижу и вхожу в диалоги об изменениях, я понимаю, что помогаю процессировать поле. Поэтому это не трата времени, это - инвестиция.
Если мы найдем решение в одном месте, в другом месте оно тоже найдется.
PS C записи этого интервью утекло много воды. Настя сделала много нового. Она выпустила "Совсем не страшную книгу", которая помогает людям изменить отношение к смерти и посвятить жизнь - жизни, до последних минут, и потом тоже. Удивительно, что она задумала и издала ее в начале 2020, коронавирусного, года. Может быть Настя реально чувствует слабые точки мира, где прохудилась ткань?
С момента выхода книги Настя занимается продвижением ее идей, правда это все уже давно вышло за пределы книжного проекта. Она снимает кино, учит медиков, а еще она плавает на сапе, занимается тяжелой атлетикой (реально, тягает штангу), Клим пошел в училище, у мамы был юбилей - словом, жизнь, жизнь.
Когда книга вышла в Украине, я тут же написала Насте: "Готова и буду рада выпустить ее в России". Но если честно проект пока не сдвинулся. Издательства и фонды, которые казались нам профильными, (пока) отказались сотрудничать, возможно из-за российско-украинской темы. Кстати сказать, часть Настиной украинской команды реально не в восторге от проекта по выходу книги на русском языке, как они это называют, "на постсоветском пространстве". Но я бы все это преодолела, если бы... Если бы я была таким же танком что ли... Такой же уверенной, спокойной, расслабленной, да, она всегда расслаблена, она никогда не забывает сказать "спасибо" или " какая ты молодец".
Я вообще-то тоже танк, и возможно Настя Леухина в свою очередь для меня является таким учителем жизни, про которых она пишет. Но я не очень умею двигать не свою, пусть даже и очень близкую и важную, идею и проект. Во всем этом очень много авторского, личного - в стиле проекта, в тоне разговоров, в понимании что хорошо и что плохо. И это хорошо и прекрасно! Смотрите, Настя говорит про горизонтали. Кстати говорит совершенно утилитарно - горизонтальность нужна для охвата. Авторов должно быть много.
Мне тут надо еще немного подумать, но сейчас из этого интервью я читаю следующее: это не как обычно, "вот смотрите какой крутой человек, давайте его поддерживать, дай ей Бог здоровья" (хотя это конечно тоже). Да, Настя уникальный человек, хотя бы по масштабу идей и уровню осознанности и коммуникации. Но ее пример - про то, что так может каждый, просто на своем уровне. Надо встать в свою позицию, посмотреть на мир под своим углом, понять что сейчас плохо и как будет хорошо, сконцентрировать энергию, научиться ее сохранять и направлять, научиться говорить с людьми. И все такое вместе от каждого из нас будет - миро-творчество.
С момента выхода книги Настя занимается продвижением ее идей, правда это все уже давно вышло за пределы книжного проекта. Она снимает кино, учит медиков, а еще она плавает на сапе, занимается тяжелой атлетикой (реально, тягает штангу), Клим пошел в училище, у мамы был юбилей - словом, жизнь, жизнь.
Когда книга вышла в Украине, я тут же написала Насте: "Готова и буду рада выпустить ее в России". Но если честно проект пока не сдвинулся. Издательства и фонды, которые казались нам профильными, (пока) отказались сотрудничать, возможно из-за российско-украинской темы. Кстати сказать, часть Настиной украинской команды реально не в восторге от проекта по выходу книги на русском языке, как они это называют, "на постсоветском пространстве". Но я бы все это преодолела, если бы... Если бы я была таким же танком что ли... Такой же уверенной, спокойной, расслабленной, да, она всегда расслаблена, она никогда не забывает сказать "спасибо" или " какая ты молодец".
Я вообще-то тоже танк, и возможно Настя Леухина в свою очередь для меня является таким учителем жизни, про которых она пишет. Но я не очень умею двигать не свою, пусть даже и очень близкую и важную, идею и проект. Во всем этом очень много авторского, личного - в стиле проекта, в тоне разговоров, в понимании что хорошо и что плохо. И это хорошо и прекрасно! Смотрите, Настя говорит про горизонтали. Кстати говорит совершенно утилитарно - горизонтальность нужна для охвата. Авторов должно быть много.
Мне тут надо еще немного подумать, но сейчас из этого интервью я читаю следующее: это не как обычно, "вот смотрите какой крутой человек, давайте его поддерживать, дай ей Бог здоровья" (хотя это конечно тоже). Да, Настя уникальный человек, хотя бы по масштабу идей и уровню осознанности и коммуникации. Но ее пример - про то, что так может каждый, просто на своем уровне. Надо встать в свою позицию, посмотреть на мир под своим углом, понять что сейчас плохо и как будет хорошо, сконцентрировать энергию, научиться ее сохранять и направлять, научиться говорить с людьми. И все такое вместе от каждого из нас будет - миро-творчество.
